Куросаки пришёл в поместье Кьёраку чтобы сказать «нет». Чётко, ясно и окончательно. Чтобы разорвать эту абсурдную цепь обязательств, надетую на него без спроса. А потом он увидел её. И всё его железное намерение треснуло по швам, как пересохшая глина. Она сидела, собранная в идеальный, хрупкий бутон из шёлка, золота и отточенных манер. Рыжие волосы, такие же, как у него — единственное, что говорило о возможном родстве душ, — были убраны, укрощены. Но он видел не это. Он видел напряжение в линии её плеч и мысль об отказе вдруг показалась не освобождением, а актом глупого, детского вандализма перед чем-то, что было намного древнее него.